Выражение "Пирог с миной" - не совсем понятное
выражение. Оно может означать пирог с недовольным лицом - этакой капризной
миной и пирог, начиненный взрывным снарядом. Первое неприятно, второе просто
опасно. Пока Петропавел размышлял об этом, внесли пирог. С лицом у пирога
все было нормально: открытое румяное лицо, хоть и не слишком запоминающееся.
Зато вот середина пирога подозрительно выпячивалась - и, когда над ней
занесли довольно большой нож, Петропавел счел своим долгом напомнить:
- Осторожно, там мина!
Однако, несмотря на предупреждение, нож был безрассудно
вонзен в самую середину. Стоит ли удивляться, если тут же раздался очень
впечатляющий взрыв и комната, где все это происходило, наполнилась сизым
дымом? Дым рассеивался долго, но рассеялся весь и Петропавел успел увидеть,
как через комнату пронесся на коне всадник, причем Петропавлу показалось,
что у всадника этого больше чем одна голова. Сколько именно голов у него,
определить было трудно: здесь Петропавел мог и ошибиться, но готов был
подтвердить под присягой, по крайней мере, то, что какое-то недоразумение
в верхней части тела у всадника имелось. Это производило нехорошее сильное
впечатление. Петропавел ринулся было вслед, но поймал себя на мысли, что
это глупо - кидаться вдогонку за всадником, не имея коня, и вернулся на
прежнее место, которое оказалось занятым. На этом месте ярко одетая девушка
обнимала и целовала человека, годившегося ей в отцы, деды и прадеды, одновременно
рассказывая ему о том, как сильно она его любит, и о том, что это у нее
впервые в жизни. Петропавел очень смутился, застав такой нежный и ответственный
момент отношений двух незнакомых людей. Он сделал шаг назад и попытался
даже произнести какие-нибудь извинения, но не успел, потому что ярко одетая
девушка внезапно перестала обнимать и целовать возлюбленного и, прыжком
переместившись к Петропавлу, принялась обнимать и целовать его. Объятия
и поцелуи перемежались со словами:
- О любовь моя, я так долго ждала тебя! Я полюбила
тебя сразу -- сильно и страстно: это у меня впервые в жизни!
Все произошло так быстро, что Петропавел даже
не успел опознать секунду назад уже слышанный им текст: перед его глазами
моталась красная роза - голова пошла кругом и, кажется, начала побаливать.
В мгновение ока зацелованный весь, он почувствовал сильную слабость и с
трудом выдохнул:
- Разве мы знакомы?
- Мы созданы друг для друга! - горячо воскликнула
девушка и сопроводила восклицание объятием, похожим на членовредительство.
Петропавел ойкнул, а мучительница продолжала: - Хочешь взять мою жизнь
- так на же, бери ее, она твоя! Для чего она мне теперь, когда я встретила
тебя, о моя жизнь! Петропавлу не требовалась
предложенная ему жизнь, тем более что его собственная,
кажется, была в опасности, но он ничего не ответил, сомлев от очередного
объятия и окончательно утратив способность соображать.
Когда на время угасшее сознание вернулось, тем,
о ком сразу вспомнил Петропавел, был человек, годившийся девушке в отцы,
деды и прадеды. Все еще осыпаемый поцелуями, Петропавел уцепился за первую
попавшуюся мысль о нем - мысль была такая: "Сейчас он зарежет меня". Сосредоточиться
даже на этой простой мысли оказалось невозможно: роза продолжала мотаться
перед глазами и сбивала с толку. Впрочем, Петропавел исхитрился-таки искоса
взглянуть на прежнего возлюбленного девушки, которого ожидал увидеть с
ножом в руке. Однако тот блаженно улыбался и с удовольствием крестился,
глядя на них. Похоже, он был страшно рад избавлению.
"Меня не зарежут", - с грустью понял Петропавел:
значит, рассчитывать на постороннюю помощь не приходилось. Надо было самому
позаботиться о себе. Но не тут-то было: руки и ноги отказывались служить
ему. Единственное, что удалось, - это избавиться от розы: Петропавел изловчился
и вырвал ее из замысловатой прически мучительницы. Отбросив цветок подальше,
он покорился судьбе и беспокойно ожидал смерти. О пощаде, видимо, не могло
быть и речи.
За короткое время Петропавла истрепали всего
и он почти не услышал спасительных слов, внезапно произнесенных девушкой.
- Не люблю тебя больше! - воскликнула она и с
воплем "О любовь моя!" - устремилась в сторону.
Перед глазами Петропавла на мгновение мелькнули
уже знакомый ему всадник и вспрыгнувшая в занятое седло красавица. "Я так
долго ждала тебя! Я полюбила тебя сразу - сильно и стра..." - донеслось
до него издалека. Петропавел вздрогнул и забился в тревожном и кошмарном
сне. Сон отличался от яви только невообразимым
количеством роз, украшавших волосы незнакомки,
- и Петропавел все вырывал и вырывал их из замысловатой прически...
- Не спи, свихнешься, - услышал он сквозь ужас
сна голос человека и почувствовал, как что-то упало на лицо. Петропавел
усилием воли прекратил сновидение с розами.
Кто это был? - спросил он. Перед ним сидел прежний
возлюбленный девушки и ел рыбу.
- Это? - человек беспечно бросил в Петропавла
еще одну рыбью кость. - Это Шармен была. Испанка, знаете ли... У любви,
как у пташки, крылья, и все такое прочее... Рыбы хотите?
Петропавел отрицательно помотал головой:
- А чего она такая... эта Шармен? Налетела, как
буря...
- Полюбила, - развел руками человек, - что ж
тут поделаешь? Со всяким бывает. - Он вытер рот краем плаща и отчитался:
- Рыбы больше нет. Осталось куста четыре в кусках.
- А Вы кто? - спросил Петропавел, не вполне понимая
слова незнакомца и подозрительно его разглядывая. Тот был одет исключительно
старомодно: широкополая шляпа, плащ до земли, под плащом - жабо со всеми
делами, потом ботфорты, шпоры...
- Бон Жуан, - отрекомендовались в ответ.
- Дон Жуан? - переспросил Петропавел.
- Бон! Бон Жуан, я ведь ясно сказал. Дон Жуан
- он противный очень, бабник и так далее. Я про него такое знаю: шестой,
хоть пятый!
- Как это - шестой, хоть пятый?
- Хоть стой, хоть падай, говорю. - И Бон Жуан
заметил: - У Вас со слухом что-то... А я, чтоб Вы знали, - хороший, отличный
я просто.
- Очень приятно, - пришлось соврать Петропавлу.
- Теперь Вы о себе говорите, хороший Вы или нет!
- приказал Бон Жуан.
- Да как сказать... - засмущался Петропавел.
- Скажите как есть, - посоветовал Бон Жуан, я
все пойму и прощу. Я же Вас не знаю, поэтому Вас для меня пока нет. Стало
быть, можно предполагать о Вас что угодно. Например, что Вы дрянь.
- Благодарю Вас, - поклонился Петропавел.
- Не стоит благодарности: предполагать действительно
очень легко. Попробуйте предположить, например, что нынешний король Франции
лыс. Петропавел попробовал и признался:
- Не могу... Во Франции сейчас вообще нету короля.
- Тем более! - горячо подхватил Бон Жуан. - Если
его нет, как раз и допустимо предположить о нем все, что хочешь! Эта ситуация
сильно напоминает хотя бы следующую: если у Вас нет денег, можно смело
предполагать, что Ваши деньги сделаны из листьев лопуха, или из блинной
муки, или из кафельных плиток. Денег все равно нет - так что любое предположение
равноценно. Потому-то и несуществующего короля Франции одинаково правильно
представлять себе лысым, заросшим волосами, стриженым под горшок: ни одна
из версий не будет ошибочной. Это ведь самое милое дело - строить предположения
о том, чего нет, или о том, чего не знаешь.
- То есть на пустом месте! - язвительно уточнил
Петропавел.
- А на каком еще можно? - изумился Бон Жуан.
- Если место чем-то занято, его сначала нужно расчистить, а потом уже строить
предположения.
Петропавел начал раздражаться:
- Значит, ни короля Франции, ни денег нет, а
мы с вами давайте рассуждать о том, какие они!
Бон Жуан несколько даже оцепенел от этого заявления:
- У Вас, что же, вообще отсутствуют какие бы
то ли было представления о том, чего нет?
- Но если этого нет! - воскликнул Петропавел.
- На нет и суда нет.
- Забавно, - скорее себе, чем Петропавлу, сказал
Бон Жуан. - Повашему получается, строить предположения можно только по
поводу того, что есть? Но если это и так уже есть - какой же смысл строить
предположения?.. Мои ботфорты, - он наклонил голову и проверил, - украшены
шпорами. Шпоры - есть. Я знаю, что они - есть, и потому лишен возможности
строить предположения на сей счет. Чтобы строить предположения, я должен
считать шпоры несуществующими.
- Но они существуют, - безжалостно сказал Петропавел.
В ответ на это Бон Жуан с силой оторвал шпоры
и, вышвырнув их в окно, уставился на собеседника долгим дидактическим взглядом.
- Теперь мои ботфорты не украшены шпорами...
Из-за Вас, между прочим! - Бон Жуан вздохнул, с огорчением разглядывая
изуродованные ботфорты. - Стало быть, шпор нет - именно с этого момента
я и имею право начинать строить предположения о том, что могло бы быть
на освободившемся месте. Скушали? - и он победоносно улыб-
нулся.
Петропавел посмотрел на Бон Жуана как на идиота.
- Впрочем, я прибегнул к крайней мере, - признался
Бон Жуан. - В разговоре с нормальными - я подчеркиваю, нормальными! - людьми
достаточно бывает предварительно договориться: допустим, нет того, что
есть. И нормальные люди, как правило, соглашаются не принимать существующее
положение вещей как окончательное и единственно возможное... Скажем, у
Вас нет головы, которая есть. Вот тут-то и начинается: если нет головы,
то что есть? Значит, я мыс-ленно отрываю Вам голову и ставлю на ее место...
ну, чайник. Я ведь не мог бы поставить чайник на место головы, не оторвав
головы, - в противном случае получится, что я просто поставил чайник Вам
на голову, а это совсем другое. Понятно?
Петропавел пожал ничего не понявшими плечами.
- Голову Вам, что ли, оторвать для наглядности?
- и Бон Жуан задумался. - Вам ведь вынь да положи - голову на блюде!..
Однако вместо этого он вынул из вазы на столике
два цветка, украсил ими ботфорты и сказал:
- Теперь мои ботфорты украшены цветами. Цветы
заняли то самое место, откуда исчезли шпоры, и я опять лишен возможности
строить предположения. Я могу только констатировать: эти цветы - есть.
Я констатирую - и мне скучно... Мне больше нравится "нет", чем "есть".
Потому что всякое "нет" означает "уже нет" или "еще нет": у "нет" - прошлое
и будущее, у "нет" - история, а у "есть" истории не бывает... - Бон Жуан
помолчал и резюмировал: - Самое интересное в мире - это то, чего нет. Но
Вас, кажется, больше интересует то, что есть. Досадно.
- Вы просто играете словами, - равнодушно уличил
его Петропавел.
Бон Жуан усмехнулся:
- Милый мой, все мы просто играем словами! Но
всем нам кажется, будто словами своими мы способны придавить к земле то,
что существует вокруг нас. Мы уверенно говорим о чем-то: "Это имеет место
быть!" А откуда у нас такая уверенность?
Петропавел решил, что этот вопрос не к нему.
- На самом же деле, - вздохнул Бон Жуан, никто
не вправе делать подобные заявления: ведь заявлениями этими мы отделяем
действительное от возможного, в то время как действительное и возможное
существуют бок о бок. Вам известно что-нибудь про возможные миры?
На всякий случай Петропавел снова смолчал. Бон
Жуан усмехнулся:
- А между тем, мир реальный - не более чем один
из возможных миров... Но даже если Вы очень постараетесь, Вам все-таки
не удастся логическим путем вывести этот реальный мир из всех возможных.
- Чего же его выводить, когда он есть? - наконец
включился в диалог Петропавел.
- Так-то оно так, но все, что "имеет место быть"
существует лишь постольку, поскольку не существует другого. Существующее
существует ценою несуществующего. А то, в свою очередь, всегда находится
где-нибудь поблизости, рядышком. И граница между ними совсем узенькая -
гораздо уже, чем Вы думаете! Если, конечно, Вы вообще думаете о таких вещах...
Но вот что интересно: достаточно малейшего перекоса, малейшего перевеса
одного из обстоятельств и все сразу изменится, пойдет по-другому. Несуществующее
займет место существующего и будет существовать. И с Вами никогда непроизойдет
того, что должно было бы произойти, не случись этого малейшего перекоса.
Есть такой миг, когда все возможности равноправны и каждая из них начеку
- и каждая только и ждет своего часа...
- Простите, - ни с того ни с сего спросил вдруг
Петропавел, - а с кем ускакала Шармен?
Прерванный на полуслове, Бон Жуан посмотрел на
него с досадой:
- Это был Всадник-с-Двумя-Головами.
- Ах, вот что - с двумя головами... Странно.
- Нормально, - устало сказал Бон Жуан. - Если
где-то есть и скачет Всадник без головы - надеюсь, Вы Майн Рида читали?
-- то совершенно естественно, что у одного из оставшихся в мире всадников
будет две головы.
Тут Бон Жуан очень пристально посмотрел на Петропавла
и сморозил:
- У меня такое впечатление, что Вы женщина.
- Приехали, - вздохнул Петропавел.
- Вы на что-то обиделись? - поинтересовался Бон
Жуан. - Я не хотел Вас обидеть. Просто я не понимаю, почему я разговариваю
с Вами. Дело в том, что с мужчинами я вообще никогда не разговариваю. Так
Вы не женщина? Петропавел отрицательно и глупо покачал головой.
-- Тогда извините... Мне не о чем с Вами говорить,
- по жал плечами Бон Жуан и отправился вон из комнаты.
- Чертовщина какая-то, - вслух подумал Петропавел.
- Бон Жуан, Шармен, Всадник-с-Двумя-Головами... По-моему, тут все сумасшедшие.